1
+1
0
Известно, что испытания способны выявить настоящую сущность человека, дать возможность увидеть, кто есть кто. Наталия Модестовна фон Фредерикс на допросе в 1924 году призналась следователю: «К Советской власти отношусь безразлично. К Революции же с благодарностью, т. к. она освободила меня от имущественных и светских пут, от которых самой трудно было бы отказаться.»
Наталия Модестовна родилась в 1864 году в родовом имении семьи фон Фредерикс Знаменка под Екатеринославлем. Этот род был приближен к русским императорам еще начиная с Екатерины II, которая наградила за верную службу своего банкира баронским титулом. Молодая Наталия фон Фредерикс окончила гимназию в Санкт Петербурге и была представлена ко двору. Она стала фрейлиной еще при императрице Марии Александровне, отслужила ей и двум следующим правительницам – Марии Федоровне и Александре Федоровне. Замуж она так и пошла, отдавая все свободное время делам имения и приходского совета Сергиевского собора на Литейном проспекте. Во время Первой мировой войны работала хирургической сестрой в Царскосельском лазарете.
Баронесса Наталия Модестовна фон Фредерикс, фото 1887 года
В тот момент, когда над Россией разразилась гроза революции, престарелой фрейлине уже пошел шестой десяток лет. Большая часть ее жизни прошла при дворе. Она не знала тяжелого ежедневного физического труда, никогда не испытывала в чем-либо нужды, честно выполняя свой долг перед царской семьей и обществом так, как она его понимала. Вряд ли кто-нибудь в то время смог бы предсказать, что обрушившиеся на пожилую женщину несчастья выявят в ней душу настоящей святой подвижницы.
После 1917 года она не покинула Россию и честно попыталась найти свое место в новой стране, создаваемой на обломках ее мира. Пару лет Наталья Модестовна проработала в Петрограде библиотекарем в Педагогический институт дошкольного образования, затем давала детям частные уроки, хотя аресты начались практически сразу – сначала ее допрашивали как «бывшую баронессу», затем «за активную церковную деятельность», так как женщина продолжала активно заниматься делами приходского совета Сергиевского собора. Она очень сдержанно отвечала следователю, понимая, что каждое названное ею имя в свою очередь обрекает другого человека на такую же участь. Поэтому выходило, что родственников и знакомых у нее нет, она кроме церковных дел ничем не интересуется и ничем особенным не занимается:
«- Никаких политических убеждений не имею, т. к. я человек религиозный и политика для меня не существует…»
«- Родственников близких никаких не имею. (…) Знакомых, с которыми бы постоянно виделась, не имею. Я очень занята делами по Сергиевскому собору и поэтому никуда не хожу и ко мне никто не ходит…»
«- Церковь, по-моему, должна быть вне всякой политики и не должна реагировать абсолютно, на какие бы то ни было общественные и политические события…»
(Из показаний на допросах Наталии Модестовны фон Фредерикс 1924 года)
Почему-то эти допросы не убедили следователей в ее благонадежности, и осенью 1924 года 60-летнюю дворянку приговорили к заключению. Так она попала в Соловецкий лагерь особого назначения. О ее последних годах жизни сохранились уникальное литературное свидетельство. По невероятному стечению обстоятельств на Соловках в это же время отбывал наказание писатель Борис Ширяев. Ему удалось выйти на свободу, и в 1954 году он смог опубликовать в Нью-Йорке главную книгу своей жизни «Неугасимая лампада». Одну из глав он посвятил баронессе Наталии Модестовне Фредерикс.
Баронесса Наталья Модестовна Фредерикс. Фото из следственного дела
Бывшей дворянке удалось прожить в одном из самых страшных лагерей всего два года. Сначала ей достался самый тяжелый вид женских работ – на кирпичном заводе. Таская двухпудовые мешки кирпича-сырца, даже молодые заключенные могли подорвать здоровье за пару месяцев. Затем повезло, бывшую фрейлину трех императриц выбрали уборщицей камеры. На самом деле, это была хорошая работа – более легкая. Так сокамерницы проявили теплоту, которую они, сами того не замечая, стали испытывать к баронессе. Пожилая женщина смогла, ничего не делая для этого специально, заслужить уважение, а затем и горячую любовь заключенных, из которых половина была уголовницами. Она просто работала, никогда не жалуясь, каждый день по вечерам приводила в идеальный порядок свою одежду и подолгу молилась. Ко всем относилась ровно и уважительно – как к преступницам, так и к женщинам своего круга, которых там тоже было немало. Дворянки держались обособленно, переговаривались друг с другом часто на французском, много говорили о Боге.
Соловки. В женском бараке
Закалка бывшей придворной позволила Наталии Модестовне не терять свое достоинство даже в самых тяжелых ситуациях. Постепенно женщины из совершенно чуждого ей класса, сначала пытающиеся унизить «баронессу» по любому поводу, стали советоваться с ней, прислушиваться к ее мнению. Многих она смогла привести к вере.
«Влияние баронессы чувствовалось в ее камере все сильнее. Это великое таинство пробуждения Человека совершалось без громких слов. Вероятно, и сама баронесса не понимала той роли, которую ей назначено было выполнить в камере каторжного общежития. Простота и полное отсутствие дидактики ее слов и действий и были главной силой ее воздействия на окружающих».
А на Страстной неделе 1925 года почти весь женский барак, уборщицей которого была баронесса Фредерикс, исповедался и причастился у местного лагерного батюшки, которого изобретательные каторжанки тайно провели в здание соловецкого «театра» и спрятали в костюмерной. Священные Дары батюшка пронес в солдатской кружке.» (Борис Ширяев, «Неугасимая лампада»)
Главное испытание в своей жизни Наталия Модестовна также встретила спокойно и приняла его как должное. В начале 1926 года на Соловках началась эпидемия сыпного тифа. Не хватало персонала. Начальница санчасти, понимая, что работа в тифозном бараке – это почти смертный приговор, пришла к заключенным женщинам, чтобы не приказать, а попросить их о помощи. Бывшая баронесса откликнулась сразу, не раздумывая. Вслед за ней согласились еще несколько бывших уголовниц. Ни одна из дам-дворянок не пошла на эту работу.
Лазарет Соловецкого лагеря
Так как из всех только Наталия Модестовна имела опыт работы сестрой милосердия, ее назначили в карантинном бараке старшей. Она могла бы просто руководить, но вместо этого, наравне с молодыми женщинами, каждый день ухаживала за больными, выгребала из-под них грязные опилки – лежали тифозники просто на полу, и уход за ними требовал огромных физических и моральных сил. 28 марта 1926 года начальница санчасти заметила на шее и руках сестры Фредерикс характерную сыпь.
«– Баронесса, идите и ложитесь в особой палате… Разве вы не видите сами?
– К чему? Вы же знаете, что в мои годы от тифа не выздоравливают. Господь призывает меня к Себе, но два-три дня я еще смогу служить Ему…»
Это служение продлилось еще ровно два дня. 30 марта 1926 года Наталия Модестовна фон Фредерикс умерла прямо у постели больного. В 1981 году Архиерейский собор Русской православной церкви заграницей прославил ее как исповедницу в Соборе новомучеников и исповедников Российских. А еще через 10 лет Наталия Модестовна Фредерикс была официально реабилитирована Прокуратурой Санкт-Петербурга.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
