Откуда Мымра из «Служебного романа» взяла модные платья: 3 версии радикального преображения Людмилы Прокофьевны

«Мать Терминатора» в жутком костюме

В самом начале «Служебного романа» мы видим женщину, от которой можно отшатнуться в панике: Людмила Прокофьевна, входящая в лифт, выглядит словно «мать Терминатора». Мужская прическа, потухшие безжизненные глаза, полное отсутствие косметики и губы, давно забывшие об улыбке.

А еще – жуткого вида коричневый костюм, явно на пару размеров больше, чем надо, мешковатый и бесформенный. Уже в следующие минуты становится ясно: ничего другого Калугина и не могла носить. Она сухо и резко отдает приказания, с подчиненными общается сугубо в деловом стиле, упорно сохраняя дистанцию даже с новым заместителем – Самохваловым.

Лишенный малейшего кокетства внешний вид просто кричит всем вокруг: «Я – начальник, я не женщина, я пришла сюда работать, и вы все должны работать, а не бегать по магазинам и флиртовать!»

Дома – вполне симпатичная женщина

При этом у себя дома Людмила Прокофьевна выглядит совсем иначе. Вспомните момент, когда она занимается уборкой, пылесосит и протирает люстру. На ней – симпатичная светлая рубашка в клеточку и домашние брюки, и все это очень идет Калугиной, придает женственность, и в целом образ получился очень уютным.

Но, отправляясь на работу, она неизменно, день за днем, год за годом, надевает ужасные костюмы и приглаживает волосы, - чтобы ни одна прядь не выбивалась, чтобы никому и в голову не пришло, что с ней можно общаться иначе, чем в деловом тоне.

Почему она так поступает? Ведь Калугина – еще вполне молодая женщина, даже по меркам 70-х: в одном из эпизодов она признается, что ей только 36 лет.

Двойное предательство

Это упорство становится понятным после доверительной беседы в квартире Калугиной. Она рассказывает Новосельцеву печальную историю своей жизни: когда-то ее бросил мужчина, которого она любила, и женился на ее подруге. Это двойное предательство стало жестоким ударом для Людочки, - ведь тогда она была именно Людочкой, молодой, доверчивой и полной надежд девушкой.

После мощного стресса в ее душе будто захлопнулась какая-то дверца. Это сегодня, пережив потрясение, многие идут к психотерапевту, чтобы «проработать травмы». В середине 70-х о таком никто и не слышал. На сердце Калугиной появился шрам. И с годами он становился все более толстым и грубым. Она была уверена: это – навсегда.

Слезы и кардинальная смена имиджа

И вдруг случилось неожиданное: совершенно посторонний человек, один из множества подчиненных, которого она и мужчиной-то не считала, вдруг заставил ее плакать. И размягчил многолетнюю броню в душе. Калугина внезапно вспомнила: она – женщина. Она может (и хочет!) любить и быть любимой. Сколько можно страдать, в конце концов?

Этот бунт «Мымры» выливается, как мы помним, в кардинальное преображение. На свидании с Новосельцевым Людмила выглядит, как картинка из модного журнала: струящееся платье-макси с приятным ненавязчивым принтом, симпатичная прическа, туфли на каблуках и даже сережки в ушах.

И на следующий день, после романтичного вечера, она приходит на работу в не менее красивом наряде – милом клетчатом платьице с отложным воротничком и поясом. И вроде бы все понятно: Калугиной надоело быть только начальником, ее душа жаждет наверстать упущенное и наслаждаться счастьем с любимым человеком.

Только вот откуда в квартире жесткой «Мымры», которую больше 10 лет никто не видел ни в каких нарядах, кроме ужасных деловых костюмов, взялись эти нежные платья?

Версия первая – наряды остались с давних времен

Если подумать, то вариантов может быть несколько. Может быть, наряды висели в ее шкафе долгие годы – с тех пор, когда она сама была иной, молодой, кокетливой и смешливой? То есть до рокового предательства.

Это предположение выглядит логичным, но не вписывается в сюжет: показанные нам платья соответствуют моде середины 70-х. Именно так одевались в те годы модницы. Более того – финские синтетические платья, похожие на клетчатое с отложным воротником, были особенно популярны. Так что не могли наряды «Мымры» долго находиться в шкафу, они совершенно «свежие».

Версия вторая – «тайная жизнь» по вечерам

Другой вариант – Людмила Прокофьевна только на работе такая невзрачная и унылая, а по вечерам и по выходным она давно уже преображается, только никто об этом не знает. Даже если подчиненные и встретили бы ее субботним вечером в кино или ресторане – не узнали бы: Калугина выходит «в люди» в нарядных модных платьях, сменив грубый мужской портфель на изящную дамскую сумочку, и расслабленной походкой дефилирует в толпе, наслаждаясь полузабытыми ощущениями.

Возможно, у нее даже иногда появляются спутники – ведь мужчины не могут пройти мимо, они знакомятся с симпатичной женщиной, приглашают в ресторан или кафе. Но все это заканчивается к утру понедельника, «карета превращается в тыкву», а принцесса – в Золушку, то есть в директора.

Версия третья – подействовала «консультация» Верочки

Третий вариант, который кажется нам наиболее правдоподобным, - модные платья появились у Калугиной в течение нескольких последних недель, после того, как она получила «консультацию» секретарши Верочки.

Именно тогда Людмила Прокофьевна начала переживать внутреннюю трансформацию, превращаясь из жесткого руководителя в мягкую нежную женщину. Ей захотелось выглядеть иначе, потому что она начала влюбляться в «невидимого» для нее прежде Анатолия Ефремовича.




И, подчиняясь своему непреодолимому стремлению, вспомнив о том, что она была когда-то трепетной Людочкой, наша героиня отправилась в магазин или в ателье, чтобы стать обладательницей модных нарядов и покорить сердце мужчины. Заметьте: во время свидания с Новосельцевым у нее даже брови выщипаны в ниточку – «тоненько-тоненько», как советовала Верочка. То есть она готовилась не один день.

Конечно, «чужая душа – потемки», и мы не можем знать, что творилось в душе Калугиной (тем более что это вымышленный персонаж). Но именно третье предположение выглядит наиболее достоверным и логичным: постепенное преображение, ставшее явным только в тот решающий вечер.

Интересно также порассуждать - как сложится дальнейшая жизнь «Мымры» Калугиной и «мямли» Новосельцева?