Как цыганский мальчик из Африки, который пошёл на кражу с Депардье, стал культовым режиссёром

Или когда двенадцатилетний Мишель сбежал из объятого пожаром гражданской войны Алжира, твёрдо решив попасть во Францию и жить красивой французской жизнью. Хотя, пожалуй, в тот момент, когда школьный учитель принёс в класс кинопроектор и ленту с Мишелем Симоном в главной роли. Каждый, кто не прогуливал школу, теперь мог посмотреть фильм. Один и тот же. Каждый день. Единственный фильм в их маленькой жизни, полной чего угодно, но только не искусства.

Песни, танцы, чудеса

Многие фильмы Тони Гатлифа - бывшего мальчика Мишеля из Алжира - можно посмотреть только с субтитрами. Даже если ты смотришь их на французском - том языке, на котором они официально сняты. Герои в кадре переходят от французского, немецкого, испанского к цыганскому - и обратно. Проклятья на цыганском, признания на цыганском, монологи и диалоги… Цыганский язык создан для искусства. Цыганский должен звучать с киноэкрана. Вот в чём убеждён Гатлиф.

Как заставить большого зрителя смотреть на фильм, наполовину или почти полностью звучащий на цыганском? Надо сделать фильм, от которого нельзя оторваться. Простой рецепт. Как-нибудь попробуйте ему последовать. Кажется, пока не удалось никому, кроме Гатлифа.

Мишель Дахмани родился в аду. Именно этим словом он определяет своё детство. Нищета и все сопутствующие озлобленной, усталой нищете пороки окружали его. Мать - из кале, то есть испанских цыган (которые, впрочем, живут и во Франции). Отец - алжирский араб. Мать - глухие, полные вибрирующей тоски или гнева песни. Отец - ну, он был в доме. Мать - рассказы о мире по ту сторону моря. Мире, где полно белых людей, и таких, как она, цыган, и музыки, и танцев, и чудес. У отца не было в запасе таких сказок. Мать впечаталась во всю личность Мишеля. От отца у него есть арабский язык.

Неплохой багаж для начала.

Алжирские трущобы

Никто не стал бы строить школы для бедняков на каждом углу. Детям из трущоб порой приходилось идти много миль, чтобы отсидеть на уроках. А учитель рассказывает непонятные, скучные вещи, требует думать о них, когда голова занята бесконечными проблемами дома, дуреет от зноя, горит от недавней ссоры с мальчишкой на парте перед тобой. Дети норовили прогулять школу. Учитель хотел детям чего-то лучше, чем получили от жизни их родители. Конфликт интересов казался нескончаемым, пока неугомонный учитель не стал показывать тем, кто приходит и слушает уроки, фильм.

Сначала один. Потом раздобывает больше. Любимый фильм некрасивого, беспокойного мальчишки Мишеля Дахмани - комедия про парня, которого вытащили из воды. Там играет тёзка мальчишки, Мишель Симон.
Мир, полный песен, танца и чудес.

Мишель Симон, французский комик

Никогда, наверное, ещё мальчишки из алжирских трущоб не умели так отчаянно мечтать. Никогда в школе для бедняков не было такой посещаемости.

Когда Мишелю исполнилось одиннадцать лет, случились две вещи. Во-первых, он узнал, что не будет в его жизни никаких чудес, песен, танца и далёких городов. Его женят, когда ему будет двенадцать, он будет плодить детей в трущобах, продолжая род Дахмани, научится быть как все. Там, где “как все” значит “с образованием и квартирой”, трудно понять отчаяния того, для кого “как все” значит - в нищете, усталости, озлобленности.

Во-вторых, правительство Франции признало право своей колонии Алжир на самоопределение. Начались беспорядки. Колонисты, ультраправые поднимали бунт, чтобы перехватить власть французского правительства и не отдавать её местному населению. Арабские националисты в ответ развязывают гражданскую войну с целью не просто скинуть власть французов, но вообще “очистить” страну от французов, христиан и сочувствующих им арабов. Мальчик с христианским именем Мишель и арабской фамилией Дахмани, которого обе стороны не видели ещё ни разу в жизни, обеим сторонам уже враг, мишень, мусор, от которого необходимо избавляться.

Беспорядки в Алжире закончились не только массовым побегом французов и их сторонников, но и убийствами

Тем временем от берегов Алжира отходят первые корабли с европейцами, спешно покидающими неспокойную страну. Корабли едут во Францию. На одном из них едет - сбежав из дома и, конечно, зайцем - Мишель.

Его встречают песни, танцы, чудеса.

Он чистит обувь на улицах и ворует у лавочников еду и сигареты - и получает побои и угрозы, конечно. Он ходит матросом вдоль французского побережья и учится пить так, чтобы все завидовали - и получает побои и угрозы, конечно. Он видит афишу с именем Мишеля Симона и проникает к актёру в гримёрку. А дальше мы знаем.

Никто не знает точно, что сказал Симон арабскому подростку в своей гримёрке

Парень из Алжира и его странные сказки

Тони Гатлиф начинается с того, что у него появляется имя, с модным американским акцентом и безо всяких следов арабского прошлого. Программа минимум.

Кругом - рок-н-ролл, мини юбки и сексуальная революция. Когда во Франции происходят студенческие волнения (нам даже трудно представить их масштабы, это миллионные демонстранции - под музыку, с песнями, с ожиданием чего-то волнующе нового), Тони как раз среди студентов. Тот бесшабашный май 1968 оставит потом следы во многих его фильмах - не событием, не сюжетом, но атмосферой. “Будьте реалистами, требуйте невозможного!” - один из лозунгов мая мог бы быть девизом многих героев Гатлифа. “Твоё счастье купили. Укради его!” - можно добавить к ним и другой майский лозунг.

Запрещено запрещать! - один из лозунгов бунтующих студентов

К слову, май’68 в конечном итоге привёл к смене правительства и политического курса страны. Например, от участия в гонке вооружений и испытания ядерного оружия в Алжире.

Тони учится. Тони играет в театрах. Тони играет на телевидении. И понимает, что выдающимся актёром не станет никогда.

Тогда Гатлиф идёт учиться на режиссёра. Он снимает о том, что составляет его жизнь - об улицах и людях с улиц. Третий же фильм - осознанный поворот к цыганской теме. “Беги, цыган!” - короткометражка о геноциде, устроенном нацистами во время Второй Мировой. Южнофранцузские кале, оказавшись в концлагере, поддерживают свой дух горячим фламенко. Они не готовы отказаться от жизни.

Кадр из фильма

Хотя в целом фильм не очень историчен - из цыган в концлагерях оказывались преимущественно немецкие и французские синти и восточноевропейские рома - сам факт песен и танцев перед лицом смерти угадан был режиссёром интуитивно верно. Сохранилось много свидетельств того, как цыгане бросались петь и танцевать перед массовым расстрелом. Нацистов это очень удивляло. Им казалось, что с жизнью прощаться можно двумя способами - или с оружием в руках, или со слезами. Цыгане пели жизни на прощание песни.

Но первую награду Гатлиф получает только за следующую “цыганскую” картину, социальную драму “Принцы”, снятую им в 1983 году. Впрочем, до того, чтобы широкая публика стала смотреть кино на цыганском, ещё далеко.

Гатлиф годами ищет этот новый киноязык, который заставит смотреть и слушать, так заворожённо, как он когда-то смотрел на учительские фильмы в школе. Он не циклится на цыганской теме, ему есть ещё о многом что рассказать. Между “Принцами” и следующей картиной о цыганах, “Добрый путь (Latcho drom)” - три фильма и десять лет.

Поющие цыганки из фильма Добрый путь

“Добрый путь” получит три кинопремии: на Каннском фестивале, на Монреальском всемирном кинофестивале и от Национального общества кинокритиков США. В этом фильме нет сюжетов; он - что-то вроде документального мюзикла. На экране поют, играют, танцуют индийцы-банджары, от которых, возможно, и произошли цыгане; североафриканские арабские цыгане-дом; румынские, венгерские, словацкие, испанские цыгане. У каждого племени - своя мелодия. Словацкая цыганка поёт, например, написанную другой цыганкой песню о смерти её мужа в нацистском концлагере. “Чёрная птичка, чёрная птичка, отнеси моей жене весточку…”

“Ты - аист, который коснулся земли, а я - чёрная пташка, упавшая на неё”, вторит испанская цыганка с другого края Европы. О чём? О том же самом. “Как спастись от того, что я смугла и я - цыганка?”

Для зрителей, смотревших этот фильм как экзотическую, полную музыки сказку о смуглых, рассеянных по миру людях, это были просто грустная, похожая на колыбельную песню и фламенко, спетое на краю обрыва.

Мондо, мальчик-мир

“Мондо” - фильм о мальчике-бродяге, которого зовут точно так же, как весь мир по-итальянски. Он бродит по горячим улицам и смотрит на людей, говорит с людьми, ест африканские апельсины, принесённые волнами моря, и пропитывается солнцем. Если в первых фильмах Гатлиф выплеснул всю горечь своего опыта юности, проведённой чужаком среди европейцев, то в эту странную сказку вошло всё лучшее, что он помнил из тех своих неприкаянных лет. Свобода, солнце, еда, которую подарит само море, и странные, добрые люди, которых можно случайно встретить в тени полудикого чудесного сада.

Мондо - Маленький принц человека, для которого ребёнок по умолчанию не золотоволос и не голубоглаз и который знает, что путешествие из Африки в Европу - такое же путешествие по мирам, как от астероида к Земле.

У разных маленьких принцев - разные колодцы

Казалось, что “Добрый путь” и “Мондо” определили новый, установившийся киноязык режиссёра Гатлифа: солнечные, горьковатые, яркие сказки, наполненные музыкой.

Но Гатлиф снова взял и изменил всё.

Цыгане, арабы, бродяги и коммунисты

Американское гран-при Монреальского всемирного кинофестиваля. Три награды на Международном фестивале в Локарно, включая Серебряного Леопарда. Это о следующем фильме Гатлифа, “Странный чужак (Gadjo dilo)”, снятом почти полностью на цыганском языке - а ещё, конечно, на румынском и французском.

Цыганки из фильма

В зимних румынских горах объявляется молодой парень, француз. У него порвались в долгом путешествии ботинки, у него лицо лунатика, и ещё он ищет певицу, цыганскую певицу из румынских гор, песню которой когда-то записал на магнитофон его отец. Парень носит с собой эту запись, память об умершем отце.

В результате Стефан, так зовут чужака, оказывается в цыганской деревне и самом центре всех местных застарелых конфликтов - внутрицыганских и с румынскими соседями. И то, что местным кажется естественным и нормальным, потому что они уже привыкли, разворачивается перед глазами чужака как гротескная трагикомедия, время от времени уносящая человеческие жизни. Люди, которые кажутся гостю сначала чем-то вроде экзотических игрушек с забавными манерами и обычаями, предстают полными живой человеческой крови, которую так легко пролить, и это потрясает Стефана.

Кадр из фильма Странный чужак

Все последующие фильмы Гатлифа, оставаясь на вид горьковатыми, светлыми сказками, переполненными музыкой, совсем как история Мондо, оказывается фильмами о пути - по миру и к себе, или пути по миру как пути к себе. О повсеместной несправедливости и о жажде любви. И фильмами, переполненными красотой. Почти каждый кадр можно вешать, как красивое фото, на стену. Почти каждый саундтрек (часть которых Гатлиф пишет лично) - готовый хит.

Трое и аист

“Меня принёс аист” - о трёх молодых ребятах, решающих проехаться от Парижа до Эльзаса на чужих автомобилях и встречающих парня по имени Мухаммед, превратившегося в аиста. Он буквально пропитан идеями мая 1968. “Изгнанники” - о молодых цыгане и арабке, родившихся во Франции, которые возвращаются в Алжир, страну своих предков, потому что чувствуют себя лишними в Европе (и вряд ли ещё понимают, насколько лишними они будут и в Алжире, чужаки для любой страны).

Герои фильма Изгнанники

“Свинг” - история дружбы (или первой любви?) французского мальчишки с цыганским (или цыганской девочкой?). Изнывая от скуки в доме бабушки, Макс знакомится с цыганскими ребятами и начинает брать уроки гитарного джаза у отца одного из них. Что происходит в конце лета с дружбой и первой любовью? Её обрывают родители, потому что ребёнок не решает, что будет с его судьбой и куда он поедет - или не поедет.

Свинг и Макс

Но если “Свинг” покажется вам грустным (и всё же таким добрым) фильмом, то “Сам по себе (Korkoro)” окажется чистой болью. Потому что в нём встречаются три слова: “цыгане” и “немецкая оккупация”.

Война. Цыганский табор бредёт по лесу, прячясь от чужих глаз. Но вскоре замечает, что кто-то их преследует. Немцы? Привидение? Кто может упорно идти за повозками, полными плачущих от голода детей?

Как оказывается, ещё один ребёнок. Это французский мальчик Клод с глазами ясными, как небо. Он ничей, он сам по себе. Но даже цыгане знают, что дети не должны быть сами по себе, и табор берёт ребёнка сначала в свои повозки, а потом находит ему нормальный французский дом.

В фильме Сам по себе играл внук Чарли Чаплина, который и сам был, как признают его родственники, цыганского происхождения

Казалось бы, что трагичного в этом сюжете?

Война. Цыгане. Немцы.

И однажды Клод приходит на пустую стоянку табора, разгромленную, засыпанную пухом из порванных перин, как снегом. И наводит там порядок. Чтобы цыгане, когда они вернутся…

Когда они вернутся…

Будьте счастливы, вы, все, кто не ушёл с ними.

В концентрационном лагере

Новый век, старые проблемы

Война когда-то выгнала многих алжирцев - сторонников французов - из Алжира в страну, где, как им казалось, их ждут союзники. Но если хотите узнать, чем отплатили французы, поищите историю “черноногих”. Таково было прозвище этих алжирцев.

Если бы Гатлиф не сбежал некогда из дома, его, быть может, ждала бы судьба тысяч “черноногих”, убитых войсками местных националистов.

Ситуация, когда тысячи людей оказываются чужаками и здесь, и там, не перестаёт повторяться. И она близка Гатлифу, как мало кому из маститых режиссёров Европы.

Возмущённые

В “Возмущённых” (или “Возмущайтесь”, в прокате картина шла под обоими названиями) он продолжает рассказывать о всё тех же проблемах, которые никак не уходят из нашего нового мира.

В “Джеронимо” женщина - социальный педагог - сталкивается с тем, что у её почти взрослых подопечных круг проблем куда шире, чем, например, пьющие родители. Между неблагополучными подростками и их семьями тянется долгий межнациональный конфликт, который рискует оборваться (или, скорее, перейти на новый виток) взрывом. В общем, быть социальным педагогом в её районе - тот ещё экстрим, а уж если ты душой болеешь за всех этих неприкаянных девчонок и парней, то оказываешься в центре всякой битвы.

Постер фильма Джеронимо с главной героиней

Снимает ли Гатлиф всё ещё песни, танцы и чудеса? Да. Но в его светлых сказках горечи, кажется, становится больше, чем надежды.

Что ж, Гатлиф - не первый случай, когда иммигрант создаёт шедевры французской культуры. Например, эмигрантка из России Анн Марли написала песню, ставшую гимном французского Сопротивления.

Текст: Лилит Мазикина

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми: