Пережила Холокост, засовывала людей в гигантских червей и заставляла рыдать перед «баклажанами»: скульптор-мусорщик Ева Гессе

«В моей жизни ничто не было нормальным. И я чувствовала себя в безопасности только тогда, когда занималась искусством», - признавалась Ева Гессе, которая каким-то чудом сумела спастись от Холокоста. Но, кроме Холокоста, в её жизни было самоубийство матери, бунт, депрессии, признание…
«Господь отнял мать, а мачеха - имя, и идентичность…»

Ева Гессе родилась в Гамбурге в 1936 году в немецко-еврейской семье. Всего за год до её рождения в Германии были приняты расовые законы, запрещавшие браки между евреями и немцами. Но любовь ей родителей (отец бы был евреем, а мать - немкой) оказалась сильнее.




После Хрустальной ночь в 1938 году, когда по нацистской Германии прокатилась серия еврейских погромов, а полиция от наведения порядков самоустранилась, родители Евы решили, что нужно бежать из страны. В рамках операции «Киндертранспорт» Еву и её старшую сестру на поезде отправили в Нидерланды. Планировалось, что на вокзале их заберут родственники, но что-то пошло не так, и девочки оказались в детском доме. Застряли они там на полгода, пока родителям не удалось вырваться из Германии в США, и забрать детей в Нью-Йорк. Бабушка и дедушка, дядя и тетя Евы были убиты нацистами.

Из-за переживаний здоровье материи семейства, которая страдала биполярным расстройством, начало ухудшаться. Мало того, что она эмоционально тяжело переживала смерть семьи, так ещё и не могла найти в Ньй-Йорке работу. В 1945 год родители расстались. А через год, за несколько дней до десятого дня рождения Евы, её мама наложила на себя руки. Для девочки это стало шоком и травмой на всю жизнь: её преследовали страх остаться одной, непонимание и одиночество.

Когда же отец женился снова, девочка так и не смогла поладить с мачехой, которую, кстати, тоже звали Евой. Позже Гессе говорила, что сначала у неё отняли мать, а потом и имя, и идентичность.

От студентки-бунтарки до скульптора-мусорщицы

Как только Еве исполнилось 16, она сбежала из дома и поступила в институт Пратта в Нью-Йорке, который в то время был одним из ведущих учебных заведений Америки в сфере искусства и дизайна. Но ох уж этот бунтарский характер! Ева посчитала, что обучение академическому рисунку подавляет её индивидуальность и талант, и через год оставила институт и вернулась к отцу.




Позже, когда она уже училась в Йельском университете, была близка к тому, чтобы бросить учёбу по этой же причине. Но абстракционист и экс-преподаватель высшей школы Баухаус Джозеф Альберс, к которому она относилась с огромным уважением, уговорил её доучиться.

Первый выставки Гессе прошли в 1961 году в частных галереях. Она выставляла акварельные рисунки, хотя и признавала, что ближе и интереснее ей трехмерные инсталляции.

Свою первую инсталляцию Ева Гессе создала вскоре после свадьбы со скульптором Томасом Дойлом. Он участвовал в импровизациях художника-провокатора Аллана Капроу и пригласил к участию жену. По сути импровизации представляли собой театрально-художественные практики с вовлечением в процесс зрителей. На одном из таких действ Ева представила огромную конструкцию из ткани в виде червя. Все желающие могли просунуть голову внутрь «червя» и привести его в движение.




В 1964 году Дойл получил предложение поработать в Германии. Ева согласилась на переезд не сразу – Германия была для неё враждебной страной, с которой были связаны тяжёлые воспоминания. И всё же пара переехала в Эссен и поселилась на заброшенной фабрике, которую они переоборудовали под студию.
Ева впала в депрессию. И неизвестно, удалось бы ей выкарабкаться, если бы не страстные письма её друга скульптора-минималиста Сола Левитта. Только благодаря ему она не забросила творчество и вернулась к своим абстракциям. Ева сооружала скульптуры из всего, что могла: ткани, стекловолокна, каучука, латекса и пластика. Она частенько бродила по окрестностям и, как думали местные жители, собирала мусор. Вот только мусор этот в руках Евы превращался в удивительные арт-объекты.

«Баклажаны на верёвочке» и преждевременный уход

В Германии супруги прожили чуть больше года и вернулись в Нью-Йорк. Том начал активно заниматься общественной жизнь, в которой места для Евы не нашлось. Страх остаться одной, который преследовал Еву после смерти мамы, стал просто невыносимым, и она подала на развод. А когда развод состоялся, она с головой окунулась в работу, словно сооружая защитный кокон, который бы спас её от одиночества.




Она создавала такие же экстремально-абсурдные скульптуры, какой была и её жизнь. Это могла быть огромная рама с трубой или подвешенный лист фанеры со свисающими с него сотнями нитей, или ящик из сетки, наполненный резиновыми отростками. А ещё были «баклажаны на веревочках» - так критики назвали пластиковые штуковины, напоминающие фаллический символ. На одном фото из 1960-х Ева прижимает баклажан к груди, будто это её ребёнок.




Порой Ева говорила, что чувствует себя виноватой, если кто-то хочет купить её работы – уж очень они хрупкие. А ещё ей преследовала неуверенность в ценности её работ, и из-за этого она страдала от депрессий. И тут ей на помощь снова пришли письма Левитта. Он писал Еве: «Научись время от времени говорить миру: “Пошел к черту!” У тебя есть на это полное право. Просто перестань думать, беспокоиться, оглядываться через плечо, гадать, сомневаться, бояться, причинять себе боль и очернять – и корить, корить, корить себя. Прекрати это и просто делай».

Вдруг в конце 1960-х к Еве Гессе стали благоволить критики, её работы начали выставлять в престижных галереях, и популярность её пошла в гору. В 1968 она стала единственной женщиной из 9 участников выставке скульпторов «Девять» в галерее Лео Кастелли, которого называли «самой влиятельной фигурой на рынке современного искусства». Это он «вывел в люди «Уорхола и Раушенберга», получить его расположение – это было равнозначно получению «Оскара». Но путь к славе Еве Гессе преградила болезнь.




В 1969 Ева неожиданно теряет сознание в своей мастерской во время работы. Она попадает в больницу, и выясняется, что у неё опухоль головного мозга, но шансы есть. Её сделали операцию, и она отправилась с друзьями в художественную колонию «Бердклифф» в Вудстоке – рисовала и отдыхала. Вторая операция была назначена на конец года. Ева очень хотела успеть закончить ещё одну скульптуру. По её замыслу, это была инсталляция из L-образных элементов. Зрители должны были собирать скульптуру из элементов по своему усмотрению и открывать новые смыслы для себя. Но Еве резко стало плохо, и собирать выставку ей помогали студенты местного колледжа.

В мае 1970 перед открытием вернисажа, к которому Ева Гессе так готовилась, её работа попала на обложку влиятельного журнала «Артфорум». Это было абсолютное признание… Но запоздалое. Ева скончалась через несколько дней. Ей едва исполнилось 34.