«Я украсила Париж не меньше, чем его украшает Эйфелева башня», — как-то написала в своем дневнике эпатажная художница Тамара де Лепкицка, еще при жизни заработавшая на своей живописи миллионы. А что уж говорить о нынешнем времени, когда ее полотна на арт-торгах с молотка уходят за баснословные деньги. И, наверное, правы были парижане, когда говорили, что если бы Лемпицкой не было, ее следовало бы выдумать. А ведь мало кто из них тогда догадывался, что стать к мольберту эту женщину заставила вовсе не любовь к искусству, а большая нужда и страх перед нищетой и голодом.
«Я украсила Париж не меньше, чем его украшает Эйфелева башня», — как-то написала в своем дневнике эпатажная художница Тамара де Лепкицка, еще при жизни заработавшая на своей живописи миллионы. А что уж говорить о нынешнем времени, когда ее полотна на арт-торгах с молотка уходят за баснословные деньги. И, наверное, правы были парижане, когда говорили, что если бы Лемпицкой не было, ее следовало бы выдумать. А ведь мало кто из них тогда догадывался, что стать к мольберту эту женщину заставила вовсе не любовь к искусству, а большая нужда и страх перед нищетой и голодом.