Мюзикл «Нотр-Дам» и тысячи мигрантов в Европе: что потерялось при переводе на русский язык.
Двадцать лет назад весь мир покорил мюзикл «Нотр-Дам» с его самой знаменитой арией «Белль». Но, насколько русский зритель был очарован музыкой, настолько же его приводили в недоумение изменения сюжета, постановка танцев, кастинг и подбор костюмов. Многие просто посчитали, что создатели пытаются вписаться в тренд «современного искусства», удивляя, чтобы удивлять. Однако за каждой деталью мюзикла, выбором актёров и каждой строчкой в песнях стоит определённая идея.
Любовь против справедливости
Российские рецензенты и простые зрители в основном обсуждали любовные линии сюжета «Нотр-Дам», тем более, что людям нравилась их близость к сюжету романа. Главную героиню, цыганскую танцовщицу по имени Эсмеральда, желают четверо мужчин. Пожилой священник Фролло — мрачный, обвиняющий, полный ненависти и страсти. Его воспитанник, юноша-инвалид Квазимодо — некрасивый, но добрый и чистый душой до наивности. Ученик Фролло (возможно, также объединённый с младшим братом) Гренгуар — весёлый, легкомысленный, дружелюбный поэт. И офицер городской стражи Шатопёр — циничный, расчётливый бабник.
За любовь Шатопёра с Эсмеральдой соперничает дворянка Флёр-де-Лис; она из ревности добивается казни танцовщицы. Оберечь и спасти Эсмеральду пытается её воспитатель и, возможно, приёмный отец, предводитель цыган Клопен (у Гюго это два разных персонажа). По сути, перед нами стандартная раскладка мелодрамы с уклоном в женский роман. Надо сказать, примерно так же многие воспринимают и книгу, по которой поставлен мюзикл.
В едва ставшую девушкой Эсмеральду по сюжету влюбляется четверо мужчин, и их любовь оборачивается для неё смертью.
Среди изменений сюжета по сравнению с книгой — сильно сокращены события праздника, на котором Фролло и Квазимодо и знакомятся с Эсмеральдой. Такие сокращения вообще обычны при переносе историй на сцену, они позволяют вместить спектакли в определённые временные рамки, сделать события динамичнее.
Одна из вырезанных сцен — провальное представление Гренгуара, где вместо человеческих персонажей действуют аллегории. Но, если приглядеться, аллегории никуда не делись. Вспомните, что рассказчиком истории с самого начала заявлен именно Гренгуар. Весь мюзикл — это его пересказ событий через неизвестно, сколько лет. Неожиданно, но, похоже, то, что происходит на сцене — не только история, участником которой он когда-то стал, но и та самая его пьеса с аллегориями. Только аллегории перед нами иные, не те, что в романе.
Гренгуар - не только рассказчик, но и аллегория Искусства. Что может сделать искусство, когда видит несправедливость? Только одно: не молчать.
Фактически, в лицах персонажей мы видим срез практически любого традиционного или условно традиционного общества, где сам Гренгуар олицетворяет, без сомнения, Искусство. Его дело — фиксировать события, осмыслять их и рассказывать другим. Гренгуар реагирует, а не действует.
Фролло и Шатопёр символизируют два аспекта Власти. Власть господствующей Идеи или Морали и власть Силы. Фролло обличает, Фролло утверждает, Фролло назначает виновных. Сила берёт то, что хочет, предаёт, когда хочет, и по-настоящему считается только с другой Властью. Флёр-де-Лис — это та часть общества, что власти лишена, но обладает рядом привилегий. Это буржуа (особенно женщины среднего класса), которые не высовываются и уверены, что, в общем, каждый мог бы не высовываться, не отличаться, стоит только постараться, и тогда не будет наказан.
Как и в романе, Эсмеральда — француженка, но теперь не по происхождению, а по праву рождения в стране. Клопен теперь не парижский вор, а мигрант, предводитель цыган. Возможно, и вор тоже.
Все остальные фигуры представляют нам социальные группы, которые не просто отлучены от власти — что бы ни случилось и что бы не сделали с ними другие, виноватыми назначат именно их. Квазимодо — инвалид, Эсмеральда — одновременно женщина, представительница бедных слоёв населения и национальных меньшинств (в мюзикле нет линии её французского происхождения, хотя подчёркивается, что родилась она во Франции), Клопен — мигрант, обитатель гетто.
Костюмы, которые носят персонажи на сцене, в этом свете — не просто абстракция или отказ от традиционных образов. Они максимально раскрывают персонажей и придают дополнительные смыслы многим сценам, превращая мелодраму в обсуждение вопросов социальной справедливости.
Зачем цыган одели в худи
Среди зрителей было много жалоб на то, что костюмы, не подходящие исторической эпохе, не играют на атмосферу. Но эти наряды и не должны передавать дух эпохи, они подчёркивают, что персонажи перед нами, со всей их живой, горячей историей, прежде всего — аллегории, символы, Роли с большой буквы.
Шатопёр одет в сверкающие доспехи. С одной стороны, это даёт ему неуязвимый образ, с другой — блистательный, сияющий, буквально ослепляющий блеском (это очень хорошо показано в сцене, где Эсмеральда и Флёр-де-Лис сравнивают своего возлюбленного с солнцем).
Сияющие доспехи и зелёные лохмотья на персонажах — больше, чем просто одежда.
Ряса Фролло изначально украшена фестонами по рукавам, что кажется совершенно необъяснимым дополнением костюма, если только мы не обращаем внимание на его тень. Тени вообще очень важны в этом спектакле, их выставляли специально, и если на сцене мы видим экран с тёмным силуэтом — на силуэт стоит посмотреть повнимательнее.
Тень Фролло, благодаря фестонам, превращается в зловещую чёрную птицу. Это происходит в сцене, когда он жалуется, что стал жертвой чар Эсмеральды — при этом нависающая над девушкой тень священника чёткой показывает, кто здесь на самом деле жертва, а кто — хищник. Мы видим эту же хищную птицу, когда Фролло, снедаемый ревностью, преследует Гренгуара и когда он ударяет Шатопёра ножом. Мораль рядится в скромные одежды, но она — лишь обличье Власти, и это подчёркивается тем, что Фролло выступает позже судьёй.
Иногда и тени не нужно, чтобы выступила истинная сущность Фролло. В сцене второй атаки на собор — той, где он кричит солдатам «Я даю вам право попирать права!» — он распахивает руки, как крылья, явно, открыто, демонстративно превращаясь в хищную птицу.
Почти нелепый наряд Гренгуара как воплощения Искусства говорит нам о его социальном положении примерно ничего. Роскошное пальто может быть с чужого плеча — или, наоборот, рваные джинсы и рубашка в пятнах могут быть кокетством, данью богемной моде. Искусство вне социальных рамок.
Розовое, безликое по фасону платье Флёр-де-Лис выглядит как униформа. Розовый — стандартный цвет Правильной Женственности, на платье практически нет деталей, которые говорили бы нам что-то о личности девушки, поскольку «выпячивать» свою личность, показывать, что она есть, для истинной женщины и наибуржуазнейшего буржуа — предосудительно. Флёр-де-Лис нарочито «никакая».
Тема мигрантов и меньшинств в русском мюзикле оказалась сильно сглажена, но всё же Клопена сыграл азиат, а одна из исполнительниц роли Эсмеральды была цыганкой.
Напротив, наряд Эсмеральды кидает вызов правильности и стереотипности. Зелёный — цвет вне полового разделения; кроме того, он ассоциируется с исламом, верой национальных меньшинств Европы. Его бесформенность условна. Разрез вдоль ноги делает движения Эсмеральды свободными, мелькающая в нём обнажённая нога — одновременно вызов пуританству и отсылка к лохмотьям нищих, сквозь которые может проглядывать тело, босые стопы выглядят как привет хиппи — самых мирных бунтарей на свете, в то же время, Эсмеральда всё время держит при себе нож — словно в пику Правильной Женственности, она готова защищаться. Если волосы Флёр-де-Лис аккуратно уложены локонами, то французская Эсмеральда выглядит не просто непричёсанной — всклокоченной.
Платье Флёр-де-Лис открывает тело и почти сливается с ним по цвету, делая девушку беззащитной на вид. Платье Эсмеральды открывает или закрывает тело явно там, где она сама хочет. В то же время, оно напоминает покроем, деталями бурую рясу Квазимодо, словно подчёркивая их схожее положение.
В костюмах цыган узнаются фасоны из гетто.
Наконец, наибольшее изумление публики вызвали костюмы массовки. Средневековая городская стража в сцене изгнания цыган одета в костюмы французского аналога ОМОНа, вплоть до шлемов, и работает железными оградками и резиновыми дубинками. Цыгане предстают перед нами во вполне понятных лохмотьях в первых сценах, но, начиная с арии «Осуждены» (в русской версии — «Отверженные»), мы видим их в современных костюмах — мешковатых штанах и толстовках с капюшонами (худи).
Однако и образ стражи, и образ нелегалов в худи французу будут более, чем понятны. Это образы беспорядков на улицах Франции, прокатившихся в девяностые и нулевые годы. Худи — одежда молодёжи из мусульманских гетто. И крик «Приют!» — отсылка к истории, когда во время беспорядков несколько ассимилированных арабов пытались воззвать к обычаям Франции и попросить убежища в храме. Но двери не открылись, и юноши были жестоко избиты прямо перед ними. Эту историю обсуждала вся страна.
Великое переселение народов
О том, что история — не столько о минувших днях, сколько о наших, говорит французскому зрителю первая же ария. Представляясь рассказчиком и утверждая, что действие истории происходит в эпоху соборов, Гренгуар в то же время поёт: «Мир вошёл // В новое тысячелетие // Человек захотел вознестись до звёзд … Прошло время соборов. // Толпа варваров // Уже у дверей города. // Дайте войти этим язычникам, этим варварам. // Конец света // Предсказан на двухтысячный год! // Предсказан на двухтысячный год.» Эти строки отсутствуют в русской версии.
Перед нами рассказ не только об абстрактной социальной справедливости. С первой же песни заявлена тему очередного великого переселения народов — массовой миграции из «третьего мира» в Европу. Мюзикл намерен говорить с нами о проблемах мигрантов и миграции, о страхах европейцев, о вызовах европейской цивилизации и открытии новой эпохи. Следя за старой историей любви, французский зритель в то же время следит за злободневным сюжетом современных ему парижских улиц.
В русской версии Гренгуар обещает, что «варвары» придут и уйдут, в оригинальной они только приходят и их будет приходить всё больше.
Именно поэтому Клопен — чернокожий. Это не театральная условность и не пренебрежительное равнодушие к разнице между «сортами» небелых людей. Он — одно из лиц миграции, наряду со вполне европейской на вид Эсмеральдой.
Вторая песня — смесь жалоб и угроз - представляет нам мигрантов так, как представлены они в масс-медиа. «Мы // Чужестранцы, // Нелегалы, // Бездомные … Просим приют» и «Нас больше тысячи // У ворот города // И скоро нас будет // Десять тысяч, а потом сто тысяч. // Нас будут миллионы // Которые будут просить // Приют! // Приют!» Это ещё не реальность конца девяностых, это страхи, это предчувствие — которое, как теперь мы знаем, сбылось.
Но авторы далеки от позиции однозначного восприятия новой эпохи. Они, как мы видим из дальнейшего, дают слово не только страхам обывателя, но и самим мигрантам («Осуждены»), и тем, кто уже родился во Франции, но остаётся мигрантом в глазах обывателя (ария «Цыганка», в русской версии — «Дочь цыган»). Они обсуждают проблему и причины геттоизации в арии «Двор чудес» и напоминают, что нынешняя смена эпох, от которой никто не знал, чего ждать, в истории не первая (ария «Флоренция», в русской версии — «Всему придёт свой час»). Чтобы понять всю глубину этих арий, стоит почитать буквальные переводы, поскольку в русском мюзикле тему мигрантов значительно смягчили, оставив основным сюжет первого плана — о любви. Возможно, переводчикам или режиссёру она показалась слишком острой, а может быть, наоборот — неактуальной для России, ведь многие арии и сцены отсылают к событиям из новостей далёкой Франции.
Двор Чудес из притона воров превратился в обычное гетто, криминализованное, но населённое не только преступниками — хотя кому какая разница.
Лицемерие власти
Другим социальным сюжетом становятся отношения власти и вопрос того, как на каждого бесправного может найтись ещё более бесправный. За скромным, тусклым облачением Морали (Фролло) и сверкающими доспехами Силы (Шатопёр) скрывается потребительское отношение к тем, у кого власти нет. Власть не только использует или желает использовать бесправных, но и переносит на них ответственность — вечная история человечества, когда возможности и привилегии у одних, а наказание несёт, если что, другой. Неудивительно, что об Эсмеральде и Квазимодо устами других персонажей поётся: «Та, которую все считают всего лишь гулящей девкой, пропащей девкой, кажется порой несущей на себе крест рода человеческого» и «Сжальтесь над бедным Квазимодо, который несёт на своей спине все несчастья мира».
Фролло использует Квазимодо для совершения преступлений, и наказывают именно юношу-инвалида (чтобы подчеркнуть, что ответственность несёт не он, авторы ещё и сделали его умственно отсталым). Фролло сам совершает преступление — а вешают за него Эсмеральду (чтобы подчеркнуть, что поступки принадлежат Власти, а ответственность несёт кто угодно другой, Эсмеральда и Флёр-де-Лис сделаны девочками-подростками явно младше возрастом, чем в книге - и это никого не остановит от того, чтобы навесить на них чужую вину). Фролло пытается изнасиловать Эсмеральду, её спасают взбунтовавшиеся цыгане — и именно цыгане несут наказание.
За двадцать лет создатели мюзикла как минимум дважды немного меняли концепцию, и в последней версии костюм Фролло украшен вычурным узором.
Отношения Фролло и Квазимодо явственно символичны. Именно Мораль, один из ликов Власти, берёт на себя попечение об увечных — но взамен она диктует им условия, и это очень жёсткие условия. Традиционная Мораль требует безграничной благодарности за помощь от беспомощного, требует иметь только те чувства, которые ей угодны. Фролло постоянно напоминает Квазимодо, чем юноша обязан своему наставнику. Это контрастно подчёркивается бескорыстной помощью Эсмеральды, которая, видя страдания умственно-отсталого юноши во время наказания, приносит ему воды, не надеясь и не напрашиваясь на благодарность.
Эсмеральда как Женщина проигрывает в тот момент, когда убирает свой нож, свою готовность защищаться — в сцене, где она отдаётся Шатопёру. Фролло упрекает девушку в том, что она разрушает его своей соблазнительностью, называет распутной — но это он пытается изнасиловать Эсмеральду, а не наоборот, это он пытает её и приговаривает к повешению. И кто же кого разрушает?
Флёр-де-Лис требует от Шатопёра повесить Эсмеральду. Он выслушивает арию невесты с полным равнодушием, а потом, красуясь, поёт, что возвращается к ней. Теперь за казнь вроде бы в ответе кровожадная Флёр-де-Лис - но мы отлично видим, что конечный выбор за Фролло, и выбор этот сделан заранее, а Шатопёр изменял невесте, а не бросал её. Обе Власти лицемерны в мюзикле насквозь, а власть Флёр-де-Лис, нашедшей кого-то более бесправного, чем она, иллюзорна.
Клопен озвучивает закон, по которому Гренгуара должны повесить во Дворе чудес, но тянет с казнью и напоминает Эсмеральде, что она может спасти незваного гостя.
Клопен и Эсмеральда, которые, имея власть лишить Гренгуара жизни, пользуются лазейкой в законах Двора Чудес, чтобы найти его, явно делают это для контраста, для того, чтобы мы помнили, что властью злоупотреблять необязательно. Гренгуар, влюблённый так же безответно, как Фролло, предлагает себя Эсмеральде и спокойно принимает её отказ — для контраста со сценой попытки изнасилования. Всегда есть другой выбор, утверждают создатели мюзикла. Когда имеющий власть заявляет, что был вынужден совершить преступление, он лжёт.
Всё лицемерие Власти собирается во фразе Фролло, обращённой к городской страже: «Я даю вам право попрать право» — священное право каждого спасти свою жизнь за стенами храма. И, хотя Квазимодо, увидев смерть подруги и возлюбленной, бунтует, мы понимаем, что этот бунт по большому счёту не даёт ничего. Эсмеральда мертва. Клопен мёртв. Квазимодо умрёт. Мораль пала. Побеждает Сила.
Совсем как в романе Гюго «Собор Парижской Богоматери», важные детали которого читатели часто забывают.
Текст: Лилит Мазикина
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми: