В двадцатые-тридцатые годы прошлого века он был так популярен, что боялся ходить по улицам, его все узнавали. Писатель оправдывался: граждане, вы ошиблись, я не Зощенко, я — Бондаревич. При всем своем ироничном взгляде на мир, Михаил Зощенко боевым офицером, советским офицером и в отличие от многих других писателей не боялся противостоять всей государственной машине. Незадолго до кончины Михаил Михайлович сказал: «Литература — производство опасное, равное по вредности лишь изготовлению свинцовых белил».
В двадцатые-тридцатые годы прошлого века он был так популярен, что боялся ходить по улицам, его все узнавали. Писатель оправдывался: граждане, вы ошиблись, я не Зощенко, я — Бондаревич. При всем своем ироничном взгляде на мир, Михаил Зощенко боевым офицером, советским офицером и в отличие от многих других писателей не боялся противостоять всей государственной машине. Незадолго до кончины Михаил Михайлович сказал: «Литература — производство опасное, равное по вредности лишь изготовлению свинцовых белил».